▼ Вниз
«Два часа настоящей жизни»
02:08

Цитаты и фразы из «Высоцкий. Спасибо, что живой» (2011)

— Когда почувствуешь: все, больше не могу — прыгай вперед, как с многоэтажки, толкайся и лети. И не думай, что ребята тебя поймают. Это их дело, а меня пару раз не поймали. — И что? — Летел.

— Да вы хоть понимаете, что вы делаете? Ладно тюрьма, пережить можно. Но это же… мерзость. Все отвернутся, даже самые близкие. — Отвернутся — значит не любили. А вдруг не отвернутся…

Все будет хорошо. Или плохо.

Я не ищу себе оправданий. Просто мне надо писать. Просто писать, и чтобы получалось. Я так живу. В этом мой смысл.

Я нарочно начал с песни, чтобы вы не сомневались, кто перед вами.

Че я могу сделать? Клизму могу вставить. Тебе. Хочешь? Хочешь, дубина?

Один такой вот сочувствующий тоже… Морфином его уколол с похмелья. Чтоб не мучился.

У вас проблемы. А начальство взяли, значит, можно.

Я двадцать лет слышу: вот сейчас помрешь, вот прямо сейчас! Ну что ж мне, сдохнуть, чтобы успокоить вас всех?

Вернемся — я его сам в Склиф засуну.

Я нарочно вышел с гитарой, чтобы вы не сомневались, кто к вам приехал.

— Прометей хренов. — Какой есть.

Он будет говорить тебе обо мне. Это правда. Прости.

Афиши-мафиши по всему городу. А свидетели? Да целый табун!

— Я вам не швейцар. — Конечно, не швейцар, ты сексот. Поэтому делай, что приказано. — Хорошо, я постою.

Вот может член ЦК преступника и наркомана слушать и апплодировать? Ааа. А вот сидят апплодируют.

Люди птиц из клеток выпускали, чтобы самим свободнее стать. Попробуй.

— Вот так она, смерть, ходит вокруг, потом — опа! — и нету. — Кого нету? — Никого.

Я живу только терпением вашим, верностью… Я молюсь за вас, знаешь как? Господи, пусть им будет хорошо. И с самого начала всех, кто жив, кого нет, всех, у Бога мертвых нет. Мама, отец, мама Женя, Марина, Изя, Лида, Володя, Гарик, Лева, Артур, Андрей, Вася, Толя, Севка, Татьяна, Аркадий, Никита, Вениамин, Леня, Ксюша. Если сбиваюсь или забываю, то опять, с самого начала всех. Господи, пусть им всем будет хорошо. Всем, кто меня любил, кем я жив. Даже те, кто ушел, забыл, предал, пусть им всем будет хорошо. Господи, дай мне сил высказать, как я их всех люблю, ведь зачем-то я жив. Ведь зачем-то они со мной. Я разберусь обязательно. Может, я и не умер сегодня, чтобы понять, зачем я жив.

— В чужбине свято наблюдаю обычай древней старины. На волю птичку выпускаю… Во! — Будешь вместе с Фридманом в цирке выступать. Клоун! — Да, еще Фридман.

— Отдайте. — Что? — То, что взяли.

И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья и лишь шептал: «Спасибо, что живой».

— Как ты себя чувствуешь? — Не поверишь, как новорожденный.

— Я не представляю, какой уровень вас интересует. — Высокий. — Высоцкий?

Так это же не я буду: с чужой кровью, больше двух килограммов не поднимать, всего бояться…

Спасибо-то скажи. Полчаса самолет стоит ждет тебя.

Такой мерседес только у Володи и у Брежнева.

Они забудут тебя завтра же.

Да, может быть надо будет кому-то и сказать: «Ты куда ходишь, ты че смотришь, ты кому апплодируешь?»

Я тебе скажу, что делать. Яму рой. Яму. Метра на два. Понял?

Люся у тебя родители ученые, а ты со Стругацкими дружишь. Чем больше масса, тем больше трение.

Да я спокойна. Ненавижу твою поэзию. Стихи твои не навижу.

Пожалуйста, прости меня. Я так часто это говорю, но я, ей-Богу, искренен.

Но знаю я, что лживо, а что свято, — Я это понял все-таки давно. Мой путь один, всего один, ребята, - Мне выбора, по счастью, не дано.

Потому что всю жизнь в ошейнике. Кажется, такая полезная вещь, ну как без нее.

Доставал Толик, везла Танюха, лежало у меня, а колешься ты.

Паш, разве я сказал, что ты дурак? Я сказал: «Люди сидят».

— Погоди, есть тут хоть какой-нибудь начальник? — Я начальник. — Нет, мне нужен такой, кто и тебе прикажет.

— Город Анадырь знаешь? — Я там родилась.

Но если мы идем, скажем, послушать Моцарта, нам важно его услышать, а не увидеть на сцене. Особенно, если учесть, что Моцарт был не самой приятной наружности, как говорил Сальери.

Напиши хоть пару строк, чтобы оправдать, что ты с собой делаешь.

— Как стоишь перед полковником? — Сам-то как стоишь? Перед полковником. — Ну вот, стоим как дураки.

Я что, плохо себя вел?

Мне страшно. У меня никто никогда не умирал.

А мне, Виктор Михалыч, жить на две затяжки осталось.

И лопнула во мне терпенья жила, И я со смертью перешел на ты, Она давно возле меня кружила, Побаивалась только хрипоты.

Че бегать-то, че бегать? Двадцатый век, телефон же есть.

Концерт — это единственное, что его держит, понимаешь? Хоть какая-то ответственность.

Огромное учреждение полгода пахало, чтоб впаять какому-то Фридману десятку. Гора родИла мышь. Или родилА, как правильно?

Идиот, ты меня убил! Тварь! Это же электричество!

Что мне твои извинения? Солить их что ли?

Надо просто спасти его, понимаете? Сейчас.

Там еще Ленин в тюбетейке стоит светлый путь показывает.